«Многообразие религиозного опыта» (англ. The Varieties of Religious Experience) — книга одного из основоположников научной психологии и одного из основателей философского прагматизма Уильяма Джеймса, состоящая из двадцати джиффордских лекций (англ.)русск. по естественной теологии (англ.)русск., прочитанных им в Эдинбургском университете (Шотландия) в 1901-1902 гг. Лекции описывают представления Джеймса о сущности религии и его взгляды на научную методологию, использовавшуюся в его время при академических исследованиях религии. Книга вызвала широкий интерес научного сообщества и стала классической для психологов и философов уже вскоре после её выхода. Она многократно переиздавалась на разных языках в течение более чем ста лет, прошедших с момента первой публикации. В России книга впервые вышла под редакцией и с предисловием С. В. Лурье в 1910 году в Москве. В советское время в СССР не переиздавалась, и лишь в 1992 году в издательстве «Андреев и сыновья» было издано репринтное воспроизведение издания 1910 года, за которым последовали другие переложения и переводы, полные либо частичные.

Основные идеи

Ключевой идеей книги стал отказ Джеймса от обсуждения вопросов, связанных с онтологией религиозных и мистических переживаний, вместо чего он перенёс внимание к психологическим проблемам этих переживаний. По словам Джеймса, «психологическая природа религиозного опыта и его философское значение – это, с логической точки зрения, вопросы совершенно разных порядков» ^[2]. Данная идея на многие десятилетия определила характер теоретических построений, касающихся понимания религиозного, мистического или духовного опыта, в самых разнообразных направлениях психологии – от бихевиористского до трансперсонального^[3].

Джеймс также указал на необходимость отличать практическую ценность какого-либо религиозного феномена от вопроса о происхождении этого феномена. В качестве примера он привёл религию квакеров, которая на своей ранней стадии стала моральным образцом для всех остальных христианских сект. Современники её основателя, Джорджа Фокса, считали его вполне нормальным человеком. Тем не менее, с точки зрения своей нервной системы, Фокс, по словам Джеймса, был резко выраженным психопатом.

Джеймс выступил категорически против физиологических объяснений религиозных переживаний. Он назвал подобный подход «медицинским материализмом». Поскольку, с точки зрения материализма, нет ни одного состояния сознания – ни нормального, ни патологического, которое не было бы обусловлено каким-нибудь органическим процессом, то, в соответствии с таким подходом, атеистический образ мыслей можно объяснить, к примеру, дисфункцией печени. Джеймс отверг распространённую идею о превосходстве науки перед религией, указав, что ценность как научных, так и религиозных воззрений может быть познана только путём непосредственно применённых к ним оценивающих суждений, основанных на нашей собственной интуиции и на добытых опытом знаниях об отношении этих воззрений к нашим моральным потребностям и ко всему тому, что мы называем истиной.

В последней лекции Джеймс выделил следующие наиболее существенные черты религиозной жизни:

1. Видимый мир является лишь частью иного, духовного мира, в котором он черпает свой главный смысл;
2. Истинной целью нашей жизни является гармония с этим высшим миром;
3. Молитва или внутреннее общение с духом этого горнего мира – «Бог» ли это или «закон» – есть реально протекающий процесс, в котором проявляется духовная энергия, и который порождает известные психические и даже материальные последствия в феноменальном мире;
4. Кроме того, религия придаёт жизни новую прелесть, которая принимает форму лирического очарования или стремления к суровости и героизму;
5. Религия порождает уверенность в спасении, душевный мир и вливает силы в чувство любви.

Джеймс подробно рассмотрел отношения между наукой и религией его времени и выступил против предвзятого и высокомерного отношения учёных к религии как к пережитку прошлого и набору предрассудков, выразив это в следующих словах^[4]:

Я могу, конечно, заставить себя вжиться в настроение учёного сектанта и живо представить себе, что не существует ничего, кроме чувственного мира и признаваемых наукой законов и явлений природы; но всякий раз, как я пытаюсь сделать это, я слышу, как тот внутренний руководитель, о котором писал однажды Клиффорд (W. K. Clifford), шепчет мне: "прочь отсюда!" Заблуждение остаётся заблуждением, даже если оно называется наукой, и вся совокупность человеческого опыта, поскольку я могу объективно понять его, непреодолимо влечёт меня выйти за "научные" пределы. Да, реальный мир гораздо более сложен, чем это предполагает и допускает естествознание.

Итальянские историки философии Д. Реале и Д. Антисери в конце XX столетия сказали, что религией самого Джеймса была защита общества против бесчеловечных тенденций науки, и его борьба против культа науки и техницизма оказалась достаточно эффективной^[5].

Отзывы

Обзор первого издания, опубликованный в газете «New York Times» в августе 1902 года, заканчивается следующими словами^[1]:

Всюду обнаруживается игривое приветствие в адрес эксцентричности и экстравагантности религиозной жизни. Многие зададутся вопросом, окажется ли её более строгое представление плодотворнее, но увлекательность и очарование рассмотрения бесспорны, также, как и понимание, для которого ничто человеческое не остаётся маловажным.

Обозрение расширенного издания, опубликованное в июле 1963 года в журнале «Time», заканчивается цитатами философов Пирса и Сантаяны^[6]:

Уделяя мало внимания тому факту, что люди могут быть обращены в порочные верования, он обрёл почитателей, о которых сам бы сожалел. Например, Муссолини называл Джеймса наставником, который показал ему, что «о действии следует судить по его результату, а не по его доктринальной основе». Джеймс…не намеревался поддерживать нынешних тоталитарных деятелей. Его просто раздражали коллеги-учёные и их нескончаемое буквоедство по вопросам, которые не имеют практического значения. Будучи энергичной и свободомыслящей личностью, он надеялся показать, что религиозные переживания, даже у безумцев, чрезвычайно важны для человеческой жизни. Философ-прагматист Чарльз Пирс отметил, что величайшим достоинством «Многообразия» является его «проникновение в сердца людей». Джордж Сантаяна возразил, что его величайшим недостатком является «стремление дезинтегрировать идею истины, предлагать веру без разума и потворствовать предрассудкам».

Примечания