Наррати́в (англ. и фр. narrative — рассказ, повествование) — исторически и культурно обоснованная интерпретация некоторого аспекта мира с определенной позиции. В литературе нарратив — линейное изложение фактов и событий в литературном произведении, то есть то, как оно было написано автором.

Происхождение термина

Нарратив (лат. narrare — языковой акт, то есть вербальное изложение — в отличие от представления) понятие философии постмодернизма, фиксирующее процессуальность самоосуществления как способ бытия повествовательного (или, как писал Ролан Барт, «сообщающего») текста.

Термин был заимствован из историографии, где появляется при разработке концепции «нарративной истории», рассматривающей исторические события, как возникшие не в результате закономерных исторических процессов, а в контексте рассказа об этих событиях и неразрывно связанные с их интерпретацией (например, работа Тойнби «Человечество и колыбель-земля. Нарративная история мира», 1976). Таким образом, как событие в рамках нарративной истории не возводится к некой изначальной первопричине, так и для текстов, по мнению постмодернистов, не важно наличие в них исходного смысла, что проявилось, например в идеях Жака Дерриды о разрушении «онто-тео-телео-фалло-фоно-лого-центризма» текста и Юлии Кристевой о необходимости снятия «запрета на ассоциативность», вызванного «логоцентризмом индоевропейского предложения».

Характеристики и интерпретации

В качестве основополагающей идеи нарративизма берётся идея субъективной привнесённости смысла через задание финала.

В этой связи не важно понимание текста в классическом смысле слова. Фредрик Джеймисон считает, что нарративная процедура «творит реальность», утверждая как её относительность (то есть не имея никаких претензий на адекватность), так и свою «независимость» от полученного смысла. Бартом текст рассматривается как «эхокамера», возвращающая субъекту лишь привнесённый им смысл, а повествование идёт «ради самого рассказа, а не ради прямого воздействия на действительность, то есть, в конечном счете, вне какой-либо функции, кроме символической деятельности как таковой». Сравнивая классический труд — «произведение» и постмодернистский «текст» Барт пишет: «произведение замкнуто, сводится к определенному означаемому… В Тексте, напротив, означаемое бесконечно откладывается на будущее».

По идеям М. Постера, смысл рассказа понимается в процессе наррации, то есть «мыслится как лишенный какого бы то ни было онтологического обеспечения и возникающий в акте сугубо субъективного усилия»

По оценке Й. Брокмейера и Рома Харре, нарратив является не описанием некой реальности, а «инструкцией» по определению и пониманию последней, приводя в качестве примера правила игры в теннис, которые только создают иллюзию описания процесса игры, являясь на самом деле лишь средством «вызвать игроков к существованию».

Ещё одной характеристикой нарратива выступает предложенный Итало Кальвино термин «leggerezza» — легкость, которую «нарративное воображение может вдохнуть в pezantezza — тяжеловесную действительность».

Основной частью рассказа и моментом появления в нём фабулы является его завершение. Нарратор (рассказчик) в первую очередь является носителем знания о финале, и только благодаря этому качеству он принципиально отличается от другого субъекта нарративного рассказа — его «героя», который, существуя в центре событий, не имеет этого знания.

Такие идеи были типичны и для авторов, только предварявших постмодернистскую философию. Так, Роман Ингарден рассматривал «конец повествования» как фактор, придающий обычной хронологической последовательности событий идею, и говорил о важнейшем смысле «последней» («кульминационной») фразы текста: «Специфика выраженного данной фразой… пронизывает все то, что перед этим было представлено… Она накладывает на него отпечаток цельности».

Для принятой постмодернизмом концепции истории главной является идея значения финала для конституирования нарратива как такового. Фрэнк Кермоуд считал, что лишь существование определенного «завершения», изначально известного нарратору, создает некое поле тяготения, стягивающее все сюжетные векторы в общий фокус.

Деррида предложил идею «отсрочки», согласно которой становление (сдвиг) смысла осуществляется «способом оставления (в самом письме и в упорядочивании концептов) определенных лакун или пространств свободного хода, продиктованных пока еще только предстоящей теоретической артикуляцией». Деррида рассматривает «движение означивания» при котором каждый «элемент», называемый «наличным» и стоящий «на сцене настоящего», соотносится с чем-то иным, храня в себе «отголосок, порожденный звучанием прошлого элемента», и, при этом, начинает разрушаться «вибрацией собственного отношения к элементу будущего», то есть находясь в настоящем, он может быть отнесен и к «так называемому прошлому», и к «так называемому будущему», которое является одной из сил настоящего.

Так как для постмодернистского текста наличие объективного смысла не является важным, то и не предполагается понимание этого текста в герменевтическом смысле этого слова. «Повествовательная стратегия» постмодернизма рассматривается, как радикальный отказ от реализма в любых его проявлениях:

• литературно-художественный критический реализм, так как критиковать — значит считаться с чем-то, как с объективным (а постмодернисты критиковали даже символизм, обвиняя его последователей в том, что символы и знаки являются всё же следами определённой реальности;
• традиционный философский реализм, так как, по мнению Д. Райхмана, постмодерн относится к тексту принципиально номиналистично.
• сюрреализм, так как постмодерну не нужны «зоны свободы» в личностно-субъективной эмоционально-аффективной сфере и он находит эту свободу не в феноменах детства и сновидениях (как сюрреализм), а в процедурах деконструкции и означивания текста, предполагающих произвольность его центрации и семантизации.

По мнению Ганса Гадамера, истинная свобода реализует себя именно через всё многообразие нарративов: «всё, что является человеческим, мы должны позволить себе высказать».

В данном контексте можно рассматривать и одну из сторон общей для всего постмодерна установки, иногда называемой «смерть субъекта» (и, в частности, «смерть автора»), нарратив Автора в процессе чтения заменяется нарративом Читателя, по-своему понимающего и определяющего текст. Если же последний пересказывает текст, то он, в свою очередь, становится Автором для другого Читателя, и так далее. Таким образом нарратив является рассказом, который всегда можно рассказать по-другому.

В этом контексте Й. Брокмейера и Р. Харре соотносят нарратив с феноменом дискурсивности, рассматривая его как «подвид дискурса».

Источники

• Калмыкова Е. С., Мергенталер Э. Нарратив в психотерапии: рассказы пациентов о личной истории (часть II) // Журнал практической психологии и психоанализа, № 2, 2002 г.
• Карабаева А. Г. Нарратив в науке и образовании // Инновации и образование: Сборник материалов конференции. Серия «Symposium», вып. 29. — СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2003. — С. 89-96.
• Энциклопедия «История философии»
• Брокмейер Й., Харре Р. «Нарратив: проблемы и обещания одной альтернативной парадигмы»
• Словопедия
• Новации нарратива ХХ века (Les innovations du style narratif du XX siecle) (франц) // Сб. «Традиции и новаторства в обществе и культуре». — Вена, 2005.