01-07-2023
Ликвидация кладбищ — практика уничтожения некрополей, получившая широкое распространение в СССР сталинского периода.
Уничтожение церковных и монастырских некрополей, как и уничтожение самих храмов, — одно из проявлений антирелигиозной кампании, развёрнутой советским правительством в конце 1920-х годов и наиболее активно проводившейся в жизнь до начала Великой Отечественной войны в 1941 году.
Ликвидация церковных кладбищ обосновывалась закрытием, перепрофилированием и сносом мест отправления культа. Общегосударственная атеистическая идеология предполагала разрушение христианских святынь, в число которых попадали и погосты[1]. Ведь пока при храмах существовали кладбища, советские люди посещали и стоящие рядом с ними храмы. Декретом СНК от 7 декабря 1918 года «О кладбищах и похоронах» православная церковь и иные конфессии были отстранены от похоронного дела.
С другой стороны, исторически сложившаяся градостроительная структура, включая многочисленные кладбища при храмах, сдерживала развитие быстро растущих в условиях индустриализации городов. В мегаполисах, Москве и Ленинграде, хозяйственники настаивали на сносе не только церковных, но и общегородских кладбищ, чтобы оперативно освоить высвободившиеся территории. Чаще всего на них появлялись парки[2] либо производственные объекты[3].
Наконец, как и во времена Екатерины II, когда Сенат запретил своим указом 1771 года хоронить покойников в городской черте[4], власти ссылались на соображения санитарного благоустройства. Принятые в 1920-е годы «Санитарные нормы и правила устройства и содержания кладбищ» запрещали размещать кладбища рядом с общественными зданиями. Поскольку в крупных городах бывшие монастыри использовались для размещения различных учреждений, расположенные в них некрополи подлежали сносу.
Масштабное движение по ликвидации кладбищ было развёрнуто в конце 1920-х годов. Ещё в 1925 году в музей общества «Старый Петербург» начали поступать со Смоленского кладбища Петербурга бронзовые и мраморные скульптурные детали, а также иконостасы закрытых церквей. Часть экспонатов позднее попала в Русский музей, а часть бесследно исчезла[5].
Массовые работы по «приведению в порядок кладбищ» в Москве начались в 1927—1928 гг[6]. Людям, неравнодушным к отечественной истории, в лучшем случае удавалось выторговать у властей право сохранить отдельные надгробия ввиду их художественной ценности либо разрешение перевезти на музеифицированный некрополь останки выдающихся людей[6]. (Случаи, когда переносили и надгробие, и прах похороненного, встречались редко. Обычно, переносилось либо то, либо другое.)
В частности, в Ленинграде наиболее ценные надгробия переносили в Александро-Невскую лавру — либо на Лазаревское кладбище, которое было объявлено в 1932 году «музеем городской скульптуры» и «некрополем XVIII века», либо на Тихвинское кладбище, которое объявили «некрополем мастеров искусств», либо на Литераторские мостки Волковского кладбища. Туда же перевозили и прах выдающихся людей с Новодевичьего и других кладбищ, предполагавшихся к сносу. Чтобы высвободить место под новые захоронения, старые могилы уничтожали как не представляющие якобы никакой ценности.
Так в 1931 году со Смоленского православного кладбища были перемещены мраморные надгробия начала XIX столетия Е. Б. Кульман работы итальянского мастера А. Трискорни, П. В. Киндякова работы П. Катоцци и другие. В то же время с некоторых монументов снимали скульптурные детали. В общей сложности со Смоленского кладбища с 24 марта по 30 декабря 1931 г. переместили двадцать семь скульптур или их деталей с захоронений: архитекторов и скульпторов А. Д. Захарова, И. П. Мартоса, Б. И. Орловского, Н. С. Пименова, С. С. Пименова, В. И. Демут-Малиновского, П. П. Соколова, Ф. Ф. Щедрина, артистов В. Н. Асенковой, Н. О. Дюра, В. А. Каратыгина, Е. И. Колосовой, художников В. Л. Боровиковского, А. Е. Егорова, А. Г. Варнека, П. А. Федотова, М. Н. Воробьёва, Н. И. Уткина, К. Д. Флавицкого, И. Н. Крамского, И. И. Шишкина, композиторов Д. С. Бортнянского, К. Н. Лядова, драматурга Я. Б. Княжнина, баснописца А. Е. Измайлова, поэта А. С. Хвостова и др. Переносы со Смоленского кладбища по непонятной причине не коснулись деятелей науки. Так или иначе, после переноса памятников возник вопрос, что делать с могилами, безымянное место захоронения неизбежно должно было затеряться. Тогда было решено вместе с переносом памятников перезахоранивать останки наиболее выдающихся, с точки зрения советских историков, деятелей. Таким образом, прах поэтессы Елизаветы Кульман отправился вслед за памятником, который был перевезён в Некрополь мастеров искусств первым[7].
Но чаще всего памятники на могилах перезахоронённых устанавливались новые, без крестов и иной христианской символики, в бесхитростной стилистике социалистического реализма; их легко отличить от оригинальных надгробий по современной орфографии. Так при перезахоронении останков А. Е. Мартынова в Некрополе мастеров искусств выяснилась невозможность переноса со Смоленского кладбища гранитного постамента работы архитектора А. В. Петцольда, украшенного аллегориями театрального искусства, поэтому прах актёра был разлучен с надмогильным памятником[8].
В Москве национальным пантеоном было объявлено Новодевичье кладбище, куда перевозили прах выдающихся людей (Н. В. Гоголь (перезахоронение его было шекспировски-драматично, поскольку сопровождалось осквернением могилы некоторыми советскими писателями), Н. М. Языков, С. Т. Аксаков и другие) с монастырских некрополей, предназначенных к уничтожению или «реконструкции». Из числа последних остался относительно нетронутым только некрополь Донского монастыря; именно туда перенесли могилу художника В. Г. Перова. С соседнего же нового Донского кладбища, которое ликвидировать не собирались, останки другого художника, В. А. Серова, перевезли на Новодевичье кладбище. В том же направлении была отправлена урна с прахом В. В. Маяковского.
Логика перезахоронений далеко не всегда является очевидной. Например, в Александро-Невской лавре ряд захоронений «перекочевали» с Никольского кладбища на соседнее Тихвинское. Могилу Л. И. Поливанова перенесли из монастыря за стену — на Новодевичье кладбище. Внутри Донского монастыря наиболее ценные памятники из Малого собора были перенесены в Михайловскую церковь. Увозили, как правило, мраморные или бронзовые фигуры, тогда как сами надгробия с эпитафиями оставляли in situ, из-за чего мемориальные группы оказались расчленёнными. Многие художественные детали при транспортировке были утрачены.
Печальная правда подобной концентрации памятников в одном, хотя и мемориальном месте заключается в их отрыве от могил, не говоря уже о том, что все они проектировались для других интерьеров, определявших композицию и, конечно же, особую настроенность того или иного надгробия[9].
Однако даже перенесение в музей не спасало памятники мемориальной скульптуры от уничтожения. Известны случаи, когда бронзовые скульптуры работы выдающихся мастеров, оказавшиеся в мемориальном некрополе, были сданы музейной администрацией в металлолом[9].
Зачастую перезахоронение или установка памятника происходили вопреки традициям православного погребения, когда тело покойного укладывалось в могилу изголовием на запад и ногами на восток, а в ногах устанавливался крест или памятник распятием к лицу усопшего.
Уничтожение большинства кладбищ, как, например, Ново-Алексеевского, не предполагало вообще никаких консервационных мероприятий. Утрачены могилы выдающихся деятелей со Скорбященского кладбища, включая Н. Ф. Фёдорова и историка Д. И. Иловайского. После реконструкции некрополя Новодевичьего монастыря на месте осталось примерно одно надгробие из двадцати. При принятии решения о сохранении могилы приоритет отдавался «прогрессивным» деятелям науки и культуры, а также декабристам и членам их семей.
Старинные надгробные памятники отправляли на продажу как строительный материал (по 20-30 руб. за штуку). Из них «делали поребрики для тротуаров, но чаще использовали повторно на действующих кладбищах для памятников „среднего класса“ советского общества»[3].
К началу войны в Москве были полностью ликвидированы все кладбища на территории Кремля (чудом удалось спасти останки цариц и царевен из взорванного Вознесенского собора). Разгрому подверглись все монастырские некрополи, кроме Донского, — «уникальные комплексы исторических, мемориальных и художественных памятников»[1]. Среди множества уничтоженных кладбищ выделялось своими размерами Дорогомиловское. Заметно сократилось в площади Рогожское старообрядческое кладбище. На месте старинного Лазаревского кладбища проложили улицу Сущёвский Вал.
Среди погибших кладбищ Ленинграда первые места по исторической значимости занимают кладбище Фарфорового завода, Выборгское римско-католическое кладбище, аристократический некрополь Приморской Сергиевой пустыни и огромное Митрофаниевское кладбище, когда-то самое большое в городе[10].
В ходе реконструкции Волковского кладбища и создания музея «Литераторские мостки» бесследно утрачены или затеряны оказались могилы многих выдающихся петербуржцев, деятелей отечественной истории, науки и культуры: В. Ф. Адлерберг, Е. В. Аладьин, А. П. Башуцкий, П. Я. Башуцкий, П. Г. Бутков, А. Л. Витберг, С. Н. Глинка, И. И. Григорович, П. Ф. Данилов, А. И. Ермолаев, И. В. Забелин, П. В. Злов, П. М. Копьев, К. Н. Лебедев, Д. П. Рунич, С. В. Руссов, А. И. Рыхлевский, Ф. Ф. Сидонский, А. Ф. Смирдин, А. Н. Страннолюбский, А. И. Теребенев, И. И. Теребенев, Д. И. Языков[5].
Уничтожались не только захоронения, закрывались и сносились также кладбищенские церкви[11].
Основные работы по ликвидации кладбищ были завершены в 1950-е годы. Многие территории, высвобожденные в авральном порядке под «массовую жилую и промышленную застройку района», остаются незастроенными, вследствие чего представляют большой интерес для современных застройщиков:
Планам застройки территории Митрофаньевского кладбища противостоит общественная организация — Митрофаниевский союз, которая обращает внимание на неэтичность возведения жилой и коммерческой недвижимости «на костях предков»[12].
Уничтожение монастырских и церковных кладбищ.
.JPG){kind=link}