Коляда́ — традиционный праздник языческого происхождения у славянских народов, связанный с зимним солнцестоянием и новым годом^[1], позднее приуроченный к Рождеству^[2] и Святкам (ср. лит. Kalėdos — Рождество). Неотъемлемыми атрибутами праздника являлись подарки, переодевания (ряженье с использованием шкур, масок и рогов).

Этимология

По одной из гипотез, «Коляда» представляет собой раннее (в конце праславянской эпохи) заимствование из латыни, где календами (лат. calendae; от calo «взывать») именуются первые дни каждого месяца, непосредственно или через греческое посредство (καλάνδαι). Показательно в этом отношении польск. kolęda с носовым гласным — наследником латинского «н».^[3] Соответствующие слова балтийских языков являются заимствованиями из славянских.

Коляда на Украине

В украинских колядках языческий элемент проявляется в обрядах, в запевах с Авсеня, с восхода солнца, и, быть может, всего сильнее в колядовании с козой. Под козой здесь, вероятно, подразумевается какое-то мифическое существо. Обход с козой представляет остаток верования, оставившего многочисленные следы и в Западной Европе и состоявшего, по толкованию Маннгардта, в том, что душа нивы (сеножати и растения вообще) есть козло- или козообразное существо (как и Фавн, Сильван), преследуемое жнецами и скрывающееся в последний не сжатый сноп. С течением времени в обряд с козой могли проникнуть и др. элементы, не имеющие отношения к древнему язычеству. В самых песнях отчасти проявляется разграничение элементов христианского и языческого. Рождественские песни в узком смысле называются колядками, они приютились под сень церкви, поются в Румынии на лад священных песен, на Украине членами церковных братств — черта, напоминающая колядные общества средневековой Европы (см. Каланды). К чествованию же языческого новолетия, прикрывшегося именами христианских святых — Василия (1 января) и Мелании (31 декабря), приурочены другие песни, которые называются щедро(и)вками [(щедрівками)] и представляют свой особый размер, стиль, определенный древней обрядностью, гаданиями о «щедром», богатом годе. Вне пределов Белоруссии и Украины нет и термина щедривка или ему соответствующего. Кое-где различаются и самые исполнители обряда, смотря по его языческому или христианскому источнику.

Начинает Колядки Оусень(Овсень), который уступает место Зиме. Кроме Оусеня, выступают ряженые-коза со свитой из зверей, кот. подпевают. Животные представляют собой родовых тотемных животных. Также в свиту могут входить духи. Ряженых всегда встречают приветливо, ибо в них являются Духи Предков, которые пришли пожелать добра.

Неотъемлемым атрибутом празднования является звезда на шесте. Но эта звезда, возможно, появилась позже — после того как вместо чествования Коляды было введено празднование Рождества Христова как символ Вифлеемской звезды, возвестившей о рождении Иисуса Христа.^[4][5]

Коляды в Беларуси

Колядовать начинали вечером накануне Рождества: на обеденный стол клали сено и деньги, которые лежали до Щедреца (до Нового года — 14 января), чтобы то и другое в будущем году не переводилось. В этот день 6 января постились до вечера, и только с первой звездой садились за стол, на котором среди других постных блюд должны обязательно быть кутья и взвар. В вечер перед новый годом кутья подавалась с сытою — водой, подслащённой медом. Еда была обильной, мясной: блины с верещакой, жареная колбаса и пр. Взвар (своеобразный компот) обычно делался из сушеных яблок и груш.

В первый день Рождества ходили в гости в семьи своих крестников — носили им подарки. Вечером молодежь, а часто и дети ходили по хатам, распевая колядки. Все это со смехом, с шутками. Надевали вывернутый кожух, козью маску — и такую «козу» водили, прося у хозяев, «чтобы нашей козе да подарили решето овса, поверх колбаса, решето гречки на варенички». Дареную еду складывали в мешок. Кроме «козы» водили «медведя», «кобылку». На Полесье ходили колядовать со звездой из прутьев, надев её на шест. Звезду обтягивали белой материей, в середине горела свеча. Так делалось в память о звезде, которая зажглась во время рождения Христа.

Колядующих везде встречали радушно, это было залогом того, что будущий год станет удачлив. Белорусских колядок много, найдется отдельно и для хозяина, и для хозяйки, и для детей.

Пришли святки-колядки На липовых саночках. Саночки поломалися, Рубашечки помаралися, А колядки потерялися…

Бегла свинка от Максимка, Да сгубила коляду, А ты, хлопчик, Не гуляй, не гуляй, А колядки собирай, собирай…

Отражены коляды и в поговорках. «На коляды ночью трещит, а днем плющит». «Пришли колядки — блины да оладки». «Колядки — хозяйские порядки».

Не дуй, не вей, метелица. Коляда! Не завевай дороженек, Коляда! Я к мамке иду, веночки вью. Коляда. От мамки пойду, венок разовью. Коляда! Цветок упадет, слеза проплывет. Коляда! А где венок — там ручеек. Коляда!

На коляды показывали кукольные представления театра-батлейки.

На Щедрец выбирали самую пригожую девушку — щодру, украшали её венком, лентами, и во главе с ней ходили по селу, девушки пели щедровки — те же колядки, но обращенные к хозяевам, величального характера, с припевом-рефреном «щедрый вечер, добрый вечер».

Хозяева не скупились: одаривали деньгами, пирогами, домашней колбасой (ведь к этому времени и кабан был заколот). Верилось, что будущий год воздаст сторицей.

Коляда в других странах

Так, в Болгарии ходят под Рождество, славя Христа — коледа́ри, под Новый год — василичáри; на Украине колядуют члены церковных братств, иногда со старостой во главе, испросив благословение священника, захватив церковный колокольчик и имея в виду выколядованное обратить на какую-нибудь благочестивую цель, щедруют же преимущественно дети, редко молодые женщины и парни; в Румынии под Рождество один состав певцов (юноши и отцы семейств, люди от 18 до 45 лет), под Новый год — другой (дети и юноши от 7 до 8 лет).

Бытовые и языческие корни коляды

Наряду с языческими и христианскими мотивами видную роль играют в К. мотивы бытовые, находящиеся в неразрывной связи с основной целью колядок — «дим звеселити», — прямо выраженной в самых песнях, в послесловиях или поколядях. Русские колядки совершенно чужды любовного элемента, встречающегося в румынских рождественских песнях. Имея своей задачей славление лица, которому они поются, выражение ему пожелания всяких благ, русские К. отличаются серьёзностью и задушевностью. Содержание этих пожеланий видоизменяется, смотря по полу, возрасту и состоянию тех членов хозяйской семьи, к которым обращаются колядовщики: хозяину сулится семейное счастье и довольство, девушкам — счастливый брак. Это желанное, колядка в эпической обработке представляет осуществившимся: хозяин живёт в довольстве и счастлив семьей, молодец — любовью и т. д. Колядки, воспевающие идеал брани, сулящие славу воинских подвигов, должны быть отнесены к числу наиболее древних. Во многих колядках сохранились черты древнего дружинного и княжеского века. П. В. Владимиров указывает многие черты, общие колядкам и былинам (например, запевы и заключения). Отразилась в колядках и позднейшая эпоха борьбы с поляками. Кое-что имеет и книжный источник (например «Ключ разумения», Иоанникия Голятовского). Ср. «Киевская Старина» 1889, № 1 и 1891, № 12.

Лучшие колядки сохранились в староруси, в Галиции у карпатских русинов. Большую стойкость обнаружили святочные обряды, во многом отмеченные чертами языческой древности, напоминающими как о чествовании новорождённого солнца, так и о культе предков. Как праздник в честь рождения солнца, К. сопровождается в некоторых местах России разведением костров (у сербов и хорватов сжигают бревно-бадняк; у скандинавов julblock; у французов caligneau, la souche de Noël; в Англии ylelog; осетины всю ночь под Новый год поддерживают огни), и к ней повсеместно приурочено много пожеланий урожая. Такое значение имеют переговоры за караваем хлеба (см. Корочун), обрядовое посыпание хлебного зерна, разнообразные гадания, мимическое подражание паханию, которое у галицких русинов развилось в целую игру, справляемую парубками в день св. Мелании. Благосклонное внимание богов, с языческой точки зрения, обуславливалось надлежащим их угощением, жертвоприношениями; отсюда обрядовое употребление хлеба, каши, но особенно свиньи. В новороссии печется ещё козулька, имеющая вид или козла на четырёх ножках (Владимирская губерния), или др. животных, или птицы (Олонецкая губерния); козюльку берегут из году в год, чтобы скотинка ходила летом домой и плодилась, а также, чтобы её любил дворовый хозяин (см. Домовой). Последнее поверье приводит нас к культу предков, который рельефно выступает в рождественской обрядности Украины и Белоруссии. В «свят вечир» (канун Рождества) вечерний ужин, состоящий в Лубенском уезде, главным образом, из кутьи (ячная, изредка пшеничная) и узвара (отвар сушёных плодов), имеет семейный и в частности поминальный характер: кутью оставляют на ночь для умерших родственников; по народному верованию, на стене бывают видны смутные отражения маленьких, как куклы, людей, спускающихся к столу. Наибольшей архаичностью отличается празднование святок у белоруссов, вообще не отличающееся от украинской обрядности. Любопытнейшую особенность белорусских святок составляют игрища, которые имеют отношение к гаданью о суженом, но отчасти напоминают и игрища «межю селы» летописца; наиболее замечательна женитьба цярэшки — игра с вакхическим характером, изображающая свадьбу нескольких пар.

История изучения коляды

Изучение коляды начато было в 1830-х годах Снегирёвым с мифологической точки зрения, которая со всеми своими крайностями выразилась в трудах О. Ф. Миллера и Афанасьева. Применение светил небесных к домохозяину и его семье О. Ф. Миллер объяснял древним верованием славян в существование самостоятельной семьи небесной, златоверхие теремы — символизацией небесных пространств, освещенных солнцем, быстрое развитие младенца Христа — исполински развивающимися силами природы и т. д. В позднейшем и наиболее обширном труде А. А. Потебни («Объяснения малорусских и сродных песен», т. II, Варшава, 1887) мифологическая сторона колядок и щедровок сильно ограничена и многому дано объяснение с точки зрения бытового и литературного заимствования. В 1874 г появился 1-й том «Исторических песен малорусского народа с объяснениями», Вл. Б. Антоновича и М. Драгоманова (Киев), где многочисленные К. и щедривки внесены в отдел исторических песен века дружинного и княжеских; исходя из представления о колядках, как о древнейших славословиях героям и князьям, издатели пытались открыть в отдельных песнях воспоминания о том или другом лице летописи. Костомаров, в обширной рецензии на этот сборник («Вестник Европы» 1874 г, № 12), признал, что общие черты древнего дружинного и княжеского быта вошли в К. не по воспоминаниям об отдельных исторических лицах, а потому, что черты эти были вообще присущи нравам народа, складу его жизни, условиям его общественного строя, его нравственным воззрениям и поэтическому вкусу. Наконец, с точки зрения теории заимствования поверий, обрядов и песен взглянул на колядки А. Н. Веселовский («Разыскания в области русского духовного стиха», VII, 1883), который, отводя широкое место греко-римским влияниям, высказал предположение, что «вместе с проповедью христианства могли переселяться не только церковные, но и народные обряды, удержавшиеся случайно под сенью церкви и прикрытием христианского святого, а с обрядом переселялись и сопровождавшие его песни — оригиналы наших щедривок, как тем же путем могли заходить и оригиналы рождественских песен». Особенно много доказательств представил А. Н. Веселовский в подтверждение мысли, что внешняя обрядность, и прежде всего маски и ряженье, представляет наследие римского обихода, которое переносилось с места на место сначала греко-римскими мимами, а затем их последователями и подражателями, всякого рода шпильманами, глумцами и скоморохами.

Колядки

Святочные народные песни Колядки. широко распространены у украинцев, в меньшей мере у белоруссов, у русских встречаются сравнительно редко и то большей частью в виде так наз. «виноградья», то есть в виде величальных песен с традиционным припевом: «виноградье, красно-зелено мое» (колядки у русских повидимому вытеснены вследствие особо сильной борьбы с ними церкви и правительства). Соответствия восточно-славянским К. встречаются в фольклоре всех других славянских да и многих других европейских народов. Особенно близки и по сюжетам и по форме к славянским К. колядки румынские, называемые colinda, ср. чешское и словацкое название песен — koleda, словинское kolednica, coleda, сербское — koleda, kolenda, албанское — kolĕndŭ. Как теперь считается бесспорно установленным, все перечисленные названия песен восходят к названию греко-римского праздника нового года — calendae. Название новолетия у многих народов было перенесено на праздник рождения христианского бога (болгарское — колада, коляда, коленде, французское — tsalenda, chalendes, charandes, провансальское — calendas) или на канун этого праздника (русское, украинское, белорусское — коляда). Подробное сличение новогодних и святочных празднеств новоевропейских народов с праздниками греко-римскими обнаруживает не только сходство названий, но и совпадение отдельных моментов обрядов, увеселений и пр. Разбираясь в сложном комплексе святочных обрядов и песен новоевропейских, в частности восточно-славянских, этнографы и фольклористы вскрывают элементы, восходящие у многих народов к явлениям традиционной аграрной магии и местных культов, элементы, заимствованные из греко-римской культуры как в эпоху дохристианскую, так и позднее, в причудливом сочетании «языческого» и христианского.

Яркими выражениями так наз. продуцирующей первобытной аграрной магии, правда при этом часто уже не осознаваемой современным крестьянством, являются многочисленные обряды, долженствующие изображением сытости и довольства вызвать урожай, приплод, счастливый брак и богатство. Христианская церковь очень сильно боролась с подобными остатками язычества как путем прямых запрещений, так и конкуренцией, то есть организацией своих торжеств и церемоний или вкладыванием христианского смысла в истолкование традиционных народных обрядов. В VI в., при Юстиниане, празднование январских календ было перенесено церковью на весь святочный цикл от рождества [25 декабря] по крещение [6 января]. Это обстоятельство должно было сильно содействовать смешению обрядов разных циклов, а также сопровождающих обряды песен. Новогодние обряды, гадания и песни, вызывающие урожай, с праздника нового года стали все больше переноситься как на рождественский сочельник, так и на крещенский вечер. Отсюда уже отсутствие строгого деления рождественских святочных К. и новогодних «щедривок» на Украине, первоначально различавшихся и по содержанию, и по форме (типические размеры украинских К. — 10-сложный стих с делением на два пятисложных полустишия, а «щедривок» — 8-сложный стих с четырёхсложным полустишием). Указанные явления в области истории смешения культов и обрядов сказались во всей полноте на истории развития обрядовых песен-К. и родственных им щедривок. Церковно-христианские моменты в содержании и бытовании естественно первоначально должны были преобладать в песнях рождественских, а не новогодних. Христианские К. в значительной мере питались церковными источниками, приближаясь и в напевах (напр. в Румынии и на Украине) к церковным псалмам, распеваясь церковными братствами, напоминающими средневековые рождественские организации (calendae, calandsgilden, fratres calendarum). Каковы основные сюжетные мотивы К.? Обстоятельный анализ образов украинских (наиболее разнообразных и многочисленных) К. произвел А. А. Потебня. Связи с балканскими К. (румынскими, греческими, сербскими) установил Александр Николаевич Веселовский. Очень многие К. и щедривки, в полном соответствии с первоначальным аграрно-магическим смыслом новогодних и святочных обрядов, имеют своим назначением в «величании» хозяина и членов его семьи при помощи словесных образов вызвать представления об урожае, богатстве, приплоде и браке. Поэтическое слово, как во многих других случаях в фольклоре, выполняет ту же магическую функцию, как и сопровождаемый им обряд (см. «Заговоры», «Гадания»). Ввиду многовековой давности К. и щедривок в земледельческой крестьянской среде большинство образов связано с хозяйственными заботами крестьянства, берется из хозяйственного обихода и природы деревни. Однако в соответствии с магической функцией песни, исполнители её стремятся к созданию образов, идеализирующих реальную бытовую жизнь крестьянина. Стремясь, например, в песне выразить пожелание богатства или заклинание его, крестьянские певцы, естественно, не довольствуются описанием привычного деревенского быта, а рисуют картины роскошной жизни вышестоящих социальных групп: князей, бояр, купцов. При этом надо предполагать, что здесь мы имеем дело не только с поэтической идеализацией крестьянскими поэтами мужицкого быта, а и с воспроизведением по традиции песен или отдельных образов, созданных в поэтическом творчестве самих господствовавших классов, подобно тому, как в крестьянской свадебной обрядности мы также встречаемся и с поэтической творческой идеализацией и с заимствованиями напр. из боярского быта и боярской поэзии. Во многих К. несомненно сохраняются образы и картины княжеско-дружинного и боярско-феодального строя. Наконец примитивные аграрно-магические, исторические и реально-бытовые элементы переплетены с чертами церковного песенного и легендарного творчества в его народной переработке. Здесь находим и мотивы библейских и апокрифических сказаний (картины рождества Христа, поклонения волхвов, странствия Христа, элементы апокрифических рассказов о крестном древе и его целебных свойствах, апокрифический рассказ о проклятии Христом и Богородицей осины и терна и т. д.). Во многих К. видно явное приспособление христианских легенд и мифов к потребностям аграрной магии. В одной, распространенной во многих вариантах К., рассказывается, «как сам милый господь волики гонит, пречистая дева есточки носит, а святый Петро за плугом ходит». Эта К., подобно тому, как это часто наблюдается в заговорах (см.), вводит в эпическую часть образы богов и святых, чтобы придать ещё большую магическую силу поэтической формуле. В иных случаях удается, при сравнительном анализе вариантов, с полной очевидностью вскрыть постепенность церковно-христианских напластований на первичные традиционно-поэтические образы. Во многих К. рассказывается о посещении хозяина святыми гостями, от к-рых зависит и дальнейшее счастье и благополучие человека; в других вариантах «гостейки» лишены христианских одежд: это — солнце, месяц и дождь, доставляющие радость и природе и людям. Солнце, месяц и дождик часто вступают друг с другом в спор, кто из них выше (важнее) других; и спор разрешается в пользу дождя, самого желанного гостя для земледельца: "Сонечко говорит: «Нет як над мене: Як я освечу горы, долины, Церкви, костелы и вси престолы». Ясен мисячок: «Нет як над мене: Як я освичу темну ночейку, Возрадуются гости в дорози, Гости в дорози, волойки в стози». Дробен дожджейко: «Нет як над мене: Як я перейду три разы на ярь, Три разы на ярь мисяца мая, Возрадуются жита, пшеници, Жита, пшеници и вси ярници». Развитие эпической части в К. способствовало легкому проникновению в них мотивов из других самых разнообразных фольклорных жанров: эпических песен, в частности былин, сказок, духовных стихов, заговоров, загадок, лирических, свадебных и др. обрядовых песен. Это создает особое значение материала К. для фольклористич. исследований.

См. также

• Щедрый вечер
• Цари Коледы
• Йоль

Литература

• Многочисленные малорусские и белорусские колядки и щедривки напечатаны в сборниках Чубинского, Кольберга, Шейна;
• варианты и новые песни в «Киевской Старине» 1871 г, № 1 и 1890 г, № 12;
• в ст. Хр. Ящуржинского, «Колядки религиозно-апокрифического содержания» («Киевская старина», 1895 г, № 2)
• В. Милорадовича, «Рождественские святки в северной части Лубенского уезда» («Полтавские Губернские Ведомости», 1893 г, № 42, 43 и 44 и отд.).
• Великорусские колядки сравнительно редки; замечательно большая колядка из Олонецкой губернии изд. Колосовым в «Сборнике русского языка и словесности» (т. XVII, СПб., 1887);
• др. издания указаны в ст. Владимирова: «Введение в историю русской словесности» («Ж. М. Н. Пр.», 1895 г, № 4),
• к чему прибавить тексты, напечатанные в губернских ведомостях:
  • владимирских 1867 г, № 29 и 1870 г, № 23;
  • новгородских 1873 г, № 34
  • олонецких 1879 г, № 36.
• Ср. ещё Н. Сумцов, «Научное изучение колядок и щедривок» («Киевская Старина», 1886 г, № 2 и отд.),
• его же, «Культурные переживания» (Киев, 1890);
• Хр. Ящуржинский, «Белорусские колядки» («Киевская Старина», 1889 г, № 2);
• Хаханов А. С., «Празднование Нового года у грузин» («Этнографическое обозрение», 1890 г, кн. III).

Внешние ссылки

• Колядки велика колекція MP3
• Украинские колядки
• Украинские народные колядки  (укр.)
• Зимнее солнцестояние

Примечания