20-12-2023
| Первый съезд советских писателей | |
|
«Литературная газета». Отчёт о Первом съезде писателей |
|
| Отрасль | |
|---|---|
| Место проведения | |
| Город/область | |
| Страна | |
| Дата первого проведения | |
| Посещаемость |
более 590 делегатов |
Первый съезд советских писателей — всесоюзное собрание литераторов, проходившее в Москве с 17 августа по 1 сентября 1934 года[1].
На мероприятии присутствовали делегаты с решающим (376 человек) и совещательным (215 человек) правом голоса, а также более 40 иностранных гостей. С докладами выступали Максим Горький, Самуил Маршак, Корней Чуковский, Николай Бухарин, Юрий Олеша, Илья Эренбург, Алексей Толстой и другие[2]. Помимо литераторов, на съезд прибыли нарком просвещения РСФСР Андрей Бубнов, председатель Осоавиахима Роберт Эйдеман, первый заместитель наркома обороны СССР Ян Гамарник[3].
Делегаты съезда приняли устав Союза писателей СССР; основным методом советской литературы был признан социалистический реализм[2][4].
В течение нескольких лет после окончания съезда 220 его участников подверглись репрессиям[5].
Разговоры о необходимости создания писательской организации начались задолго до проведения самого мероприятия. По утверждению журналиста Александра Беляева, впервые эта идея была озвучена ещё в 1920-х годах, когда вышел в свет роман-антиутопия Евгения Замятина «Мы», в котором шла речь о контроле за литературой с помощью Института Государственных Поэтов и Писателей[6].
В апреле 1932 года вышло в свет постановление ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций», призванное объединить разрозненные писательские группы в монолитную структуру. Тогда же был создан оргкомитет Союза писателей (председатель Максим Горький), задачей которого стала подготовка съезда писателей[7]. Из-за организационных проблем дата созыва съезда несколько раз переносилась; менялись имена докладчиков и темы для выступлений[6].
Писатель Михаил Пришвин, побывавший в ноябре 1932 года на пленуме оргкомитета, писал в дневнике, что будущая писательская организация «есть не что иное, как колхоз»[8].
В мае 1934 года основные работы, связанные с подготовкой мероприятия, были возложены на Андрея Жданова[9]. Тогда же секретно-политический отдел ГУГБ НКВД СССР начал собирать информацию о настроениях в литературном сообществе и готовить характеристики будущих делегатов[10].
По свидетельству участников, атмосфера напоминала большой праздник: играли оркестры, у входа в Колонный зал делегатов приветствовали толпы москвичей, на стенах Дома союзов были развешаны портреты Шекспира, Мольера, Толстого, Сервантеса, Гейне. Предприятия столицы — «Трёхгорка», метростроевцы, железнодорожники — направляли на съезд своих представителей с напутствиями и пожеланиями[69]. Колхозники рекомендовали Михаилу Шолохову, чтобы в продолжении «Поднятой целины» Лукерья стала «ударницей коммунистического производства». Пионеры входили в зал с наставлениями: «Есть много книг с отметкой „хорошо“, / Но книг отличных требует читатель»[70].
Как вспоминала участница съезда Елена Хоринская, у делегатов была возможность в любой момент заказать машину для поездки по личным нуждам и бесплатно получить билеты на любые спектакли или концерты. Питание писателей было организовано в ресторане, расположенном неподалёку от Колонного зала[71].
Основной доклад был прочитан Горьким, который говорил о том, что коллективный писательский труд поможет авторам лучше узнать друга, «перевоспитаться в людей, достойных великой эпохи»[72]. Часть его выступления была посвящена Достоевскому, которого Горький назвал «ненасытным мстителем за свои личные невзгоды и страдания»[73].
Его содокладчик Самуил Маршак рассказал делегатам о наказах от детей и напомнил, что для юных читателей нужно писать самые разные книги: научные, документальные, художественные[74].
В выступлении Виктора Шкловского утверждалось, что Достоевского «нельзя понять вне революции». Говоря о Маяковском, докладчик заявил, что вина поэта не в том, «что он стрелял в себя, а в том, что он стрелял не вовремя»[5].
Пастернака, которому было уготовано место в президиуме, присутствующие приветствовали «продолжительными аплодисментами». В докладе он рассуждал о том, что поэзия — это «голос прозы, проза в действии, а не в пересказе»[5]. Когда в зале появились метростроевцы, поэт попытался взять из рук одной работницы тяжёлый инструмент, после чего объяснил делегатам, что это было «безотчётное побуждение» интеллигента[75].
Продолжительных аплодисментов удостоился и Исаак Бабель. Его речь была посвящена пошлости, которая в новую эпоху «уже не дурное свойство характера, а преступление». Поэт Николай Тихонов посвятил своё выступление ленинградским поэтам, на которых «наибольшее влияние» оказал Сергей Есенин[5].
Юрий Олеша, признав, что писатель вживается в образы своих героев, в том числе отрицательных, заметил, что «в художнике живут все пороки и все доблести»[5]. Речь его казалась искренней; в дни съезда он верил, что «все сомнения, все страдания прошли». Спустя несколько дней после своего выступления он в приватной беседе сказал Эренбургу, что больше не сможет писать — «это было иллюзией, сном на празднике»[76].
|
Присутствовали более 590 делегатов.
— Юрий Петраков[77].
|
Большой резонанс вызвал 24-страничный доклад Николая Бухарина; его выступление, в котором цитировались стихи Бальмонта и Гумилёва[5], а Пастернак был назван первым из советских поэтов[78], стало поводом для полемики, в которой участвовали Александр Безыменский и Демьян Бедный[9].
Фраза Леонида Соболева о том, что «партия дала писателю все права, кроме права писать плохо», стала одной из самых популярных; как вспоминал Евгений Шварц, в коридорах её повторяли на все лады[79].
Горький, который, как заметили некоторые делегаты, был в дни съезда очень болен[80], в своём заключительном слове поставил вопрос о создании в Москве «Театра классики». Кроме того, он обратил внимание на необходимость поддержки поэтов и прозаиков Восточной и Западной Сибири и высказал мысль о выпуске периодических альманахов с произведениями национальной литературы[81].
Пафосную обстановку мероприятия нарушали разговоры в кулуарах. Чекисты зафиксировали реплики Бабеля о том, что «съезд проходит мёртво, как царский парад», и поэта Михаила Семенко, сказавшего, что из-за гладкой атмосферы ему хочется бросить в президиум «кусок дохлой рыбы»[6]. Корней Чуковский впоследствии вспоминал о том, какую тоску в нём вызвал «этот съезд»[82].
| Выбрали правление, одобрили устав. Горький объявил съезд закрытым. На следующий день у входа в Колонный зал неистовствовали дворники с мётлами. Праздник кончился[83]. |
Словосочетание «социалистический реализм», впервые появившееся на страницах «Литературной газеты» за два года до начала работы съезда, было на мероприятии одним из самых распространённых: о нём упоминалось почти во всех докладах, в том числе полемических. Так, Александр Фадеев выразил обеспокоенность в связи с тем, что повсеместное использование нового метода приведёт к созданию «сусальной литературы». Николай Бухарин призвал в рамках соцреализма сохранить творческую свободу поэтов и отказаться от «обязательных директив в этой области»[84].
Итог дискуссиям положил Горький, который в своём выступлении назвал целью соцреализма развитие творческих способностей человека «ради победы над силами природы»[2]. В принятом на съезде уставе Союза писателей СССР социалистический реализм был признан основным методом советской литературы и советской критики, «требующим от художника правдивого, исторически-конкретного изображения действительности в её революционном развитии»[4].
Список иностранных литераторов, приглашённых на съезд, был составлен заранее — в него вошли писатели, в которых советский режим «был заинтересован»[85]. Критерии, по которым выбирались зарубежные гости, были в основном сформулированы куратором мероприятия Андреем Ждановым: это люди, симпатизирующие СССР и социалистическому строительству. В их число вошли Луи Арагон, Мартин Андресен Нексё, Жан-Ришар Блок, Андре Мальро, Рафаэль Альберти[85].
Делегаты съезда приветствовали не только этих литераторов, но и тех, кто отсутствовал: Ромена Роллана, Анри Барбюса, Бернарда Шоу, Генриха Манна. С докладами выступали Андерсен-Нексё, призывавший художников «давать приют всем, даже прокажённым», и Андре Мальро, рассуждавший о том, что «фотография великой эпохи — это ещё не великая литература»[86].
Обслуживанием зарубежных гостей занимался «Интурист». Политбюро рекомендовало этой структуре, находившейся под контролем НКВД, не только «обратить особое внимание на качество работы гидов, обеспечив при проведении экскурсий с интуристами толковые, исчерпывающие и политически выдержанные объяснения», но и «отменить по всей системе приём чаевых»[85].
В состав президиума Союза писателей СССР были избраны Максим Горький (председатель), Александр Афиногенов, Фёдор Гладков, Леонид Леонов, Александр Серафимович, Михаил Шолохов, Александр Фадеев, Лидия Сейфуллина, Илья Эренбург, Николай Тихонов[77]. На местах начали создаваться региональные ячейки СП с необходимым аппаратом, правлением и председателями[71]. У литераторов появилась возможность продвинуться по номенклатурной стезе и улучшить своё материальное положение: должностные оклады сотрудников Литфонда в 1935 году варьировались в диапазоне от 300 (секретарь правления) до 750 (директор) рублей[87][88].
Съезд наметил разделение литераторов по ранжиру. Главным писателем страны стал Горький; ведущим детским поэтом — Маршак; на роль основного поэта «прочили Пастернака»[89]. По словам представителя ленинградской делегации Вениамина Каверина, поводом к появлению негласной табели о рангах послужила фраза Горького о том, что нужно «наметить 5 гениальных и 45 очень талантливых» писателей; остальных литераторов докладчик предлагал включить в число тех, кто «плохо организует свой материал и небрежно обрабатывает его»[90]. Публицист Михаил Кольцов откликнулся на слова Горького фразой:
| Я слышал, что уже началась делёжка. Кое-кто уже осторожно расспрашивает: а как и где забронировать местечко если не в пятёрке, то хотя бы среди сорока пяти[90]? |
К числу итогов съезда относится и растянувшееся на почти три десятилетия исключение Достоевского из истории русской литературы: после выступлений Горького и Шкловского автора «Бесов» стали называть изменником[91].
Финансовые итоги показали, что на эксплуатацию здания за две недели было потрачено 54 000 рублей. Питание одного делегата обходилось организаторам в 40 рублей (общая сумма — 300 000 рублей). Отдельная статья расходов была связана с подарками участникам, фотографированием, бесплатной подпиской на газеты и журналы — на эти нужды ушло более 34 000 рублей. В ситуации, когда средняя зарплата советского рабочего составляла 125 рублей, совокупные затраты на проведение съезда писателей превысили 1,2 миллиона рублей[87].
Вскоре после мероприятия в регионы начали поступать директивы о подготовке к выходу социально значимых произведений. По линии секции драматургов были направлены рекомендации более чем пятидесяти литераторам «о создании драматургических произведений, достойных великой даты 20-летия Октября»[92]. Секретно-политический отдел ГУГБ НКВД СССР, отслеживая настроения писателей после возвращения домой, констатировал, что в регионах реакция на итоги съезда вялая, и литераторов больше интересуют собственные бытовые проблемы, нежели общественные вопросы[87].
Не остались без внимания и зарубежные гости, участвовавшие в работе съезда: по данным отдела печати и издательств ЦК, в 1935 году в Советском Союзе вышло в свет сто книг иностранных авторов; лидерами по тиражам стали Арагон, Барбюс, Мальро и другие литераторы, входившие в «номенклатурные списки „друзей“» СССР[85].
Несмотря на масштабную пропагандистскую работу, отдельные решения съезда долго оставались невыполненными. Так, идея создания Союза писателей РСФСР была воплощена в жизнь только в 1958 году[9].
| Съезд бросал из жара в холод и сменял какую-нибудь радостную неожиданность давно знакомым всё уничтожающим заключением[93]. |
Второй съезд советских писателей состоялся через двадцать лет после первого, в 1954 году. Основным докладчиком был поэт и общественный деятель Алексей Сурков[94]. В число главных вопросов, стоявших на повестке дня, входило «совершенствование и обогащение метода социалистического реализма»[95].
Треть участников съезда (182 человека) погибла в течение нескольких следующих лет в тюрьмах и ГУЛАГе. Ещё 38 человек были репрессированы, но остались живы[5][96].
По свидетельству Елены Хоринской, в Бурятии и других небольших республиках репрессии в отношении литераторов были страшнее, чем в центре, и билет члена Союза писателей не служил щитом[71].
Среди тех, кто был объявлен «врагами народа», — Исаак Бабель, Михаил Кольцов, Борис Корнилов, Борис Пильняк, Афзал Тагиров, Паоло Яшвили, Салман Мумтаз, Али Назим, Мамед Кязим Алекперли и другие делегаты съезда[77].
