Христианский мистицизм — это стремление к общению с Богом, единению с Ним, или же к осознанному познанию Бога через прямой опыт, интуицию, инстинкт или озарение^{[источник не указан 581 день]}. Христианский мистицизм сосредоточен на практике глубокой молитвы (контепляции^[1]), касающейся Иисуса Христа и Святого Духа. Этот подход и способ жизни отличается от других форм христианской практики своей целью достижения единства с Божественным.

Мистический опыт глубоко личный и вместе с тем производит впечатление снятия личного бытия, растворения в безличном и сверхличном — c этим связано отличие мистики христианской от мистики внехристианской. Христианская мистика есть не только отрешенность, но и воплощенность, конкретность, есть мистика любви. Для христианской мистики можно установить три условия, три признака: личность, свобода, любовь. В мистике внехристианской одинаково и на одном и на другом пути исчезает человек, в космической первостихии или в отвлеченном духе, снимаются границы личности.^[2]

На христианскую мистику Востока и Запада определяющее влияние имел Псевдо-Дионисий Ареопагит, он определил её классический тип. От Псевдо-Дионисия зависит и Св. Максим Исповедник, и Св. Фома Аквинат. Германская мистика (Якоб Бёме, Ангелус Силезиус, Майстер Экхарт, Иоганн Таулер, Валентин Вайгель) остро ставит вопрос различения христианской и нехристианской мистики и делает выводы из апофатической теологии, которых не было ещё у Псевдо-Дионисия и в мистике средневековой.^[2]

Поскольку христианское учение в целом содержит идею о том, что Бог пребывает во всех людях, и что они могут почувствовать Бога непосредственно через веру в Иисуса,^{[3][нет в источнике]} христианский мистицизм стремится к постижению духовных истин, недоступных для интеллектуальных средств познания, обычно путем обучения думать, как Христос^{[источник не указан 510 дней]}. Уильям Инге, декан собора святого Павла в Лондоне и профессор Кембриджского университета, разделял эту scala perfectionis^{[неизвестный термин]} на три этапа: очистительную, или аскетическую; озарительную, или контепляционную, и объединительную, в которой становиться возможным лицезреть Бога лицом к лицу.^[4]

В традиции Мистической теологии, библейские тексты обычно толкуются аллегорически; например, в тексте Нагорной проповеди Иисуса (Матф. 5-7) во всей полноте содержится путь к прямому единению с Богом. Также, согласно контепляционной и отшельнической традиции кармелитов центральным библейским текстом являются 3-4 стихи 1 книги Царств, на основе которых написана «Книга первых монахов».

Широкий спектр религиозных течений придерживается мнения, что человек утратил свою изначальную связь с Богом. Человеческий дух страстно желает обрести эту связь вновь и сокровенно познать Бога. Христианская традиция учит, что эту связь можно восстановить лишь посредством крови Иисуса Христа(Евреям 10:19,20). Христианский ортодоксальный мистицизм также всегда поддерживал необходимость Христа как Единственного Посредника, через которого можно быть удостоенным познания Бога. Глубина этого переживания, тем не менее, зависит от очищения христианина и от дел любви, совершенных во славу Иисуса Христа, а также от инициативы Бога явить Себя через Христа и Святой Дух в особой контепляционной благодати. Христианский мистицизм находит подтверждение своим практикам и учению в Библии. В то же время, некоторые формы мистицизма^{[уточнить]}, особенно те, на которые оказало воздействие течение нью-эйдж, могут пренебрегать значением крови Иисуса, и это не находит поддержки в классических мистических христианских традициях, будь то католицизм, протестантизм или православие.

Библейское обоснование

Традиция христианского мистицизма так же стара, как и само христианство. По крайней мере три цитаты Нового Завета поднимают темы, которые повторяются на всем протяжении трудов христианских мистиков. Первая цитата из послания к Галатам, где говориться

Законом я умер для закона, чтобы жить для Бога. Я сораспялся Христу, и уже не я живу, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня. — Галатам (2:19-20)

Второй важной библейской цитатой для христианской мистики является Первое послание от Иоанна:

Возлюбленные! мы теперь дети Божии; но еще не открылось, что будем. Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть. — (1-е Иоанна 3:2)

Третьей подобной цитате, особенно важной для восточно-христианского мистицизма, из Второго послания Петра: Дарованы нам великие и драгоценные обетования, дабы вы через них соделались причастниками Божеского естества, удалившись от господствующего в мире растления похотью (2-е Петра 1:4) Двумя наиболее важными темами христианского мистицизма являются:

1. полное отождествление себя с Христом, или же Imitatio dei, с целью добиться единства человеческого духа с духом Божьим; и
2. совершенное видение Бога, в котором мистик ищет познания Бога «как он есть», а не «сквозь тусклое стекло». (1 Кор. 13:12)

Остальные мистические переживания описаны в других отрывках. Во 2 Кор. 12:2-4 Павел описывает пример возможного внетелесного опыта некого человека (традиционно считается, что это был сам Св. Павел, который из скромности писал от третьего лица), который был взят на «третье небо» и говорил о невыразимых тайнах:

Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли — не знаю, вне ли тела — не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке (только не знаю — в теле, или вне тела: Бог знает), что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать.

Возможно, подобный опыт случился во время Преображения Христа, события, описанного в каждом из синоптических Евангелий. Иисус взял трех своих апостолов: Петра, Иоанна и Иакова, и поднялся вместе с ними на гору помолиться. Там во время молитвы Он «преобразился пред ними: и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет» (Мф.17:2). При этом явились два ветхозаветных пророка, Моисей и Илия, которые беседовали с Иисусом, после чего явилось облако, осенившее всех, и ученики услышали из облака голос: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Моё благоволение; Его слушайте» (Мф.17:5).

Практика

Христиане основное внимание в мистике уделяют духовному преображению собственного эгоизма; следование этому пути имеет целью более полную реализацию людей, «созданных по образу и подобию Божьему», и как следствие — жизнь в гармоничном общении с Богом, Церковью, человечеством и всем творением, включая себя. По мнению христиан, этот человеческий потенциал реализуется наиболее полно в Иисусе Христе, именно потому, что Он и Бог, и человек, и проявляется в других людях через их близость с Ним, сознательную, как в случае с христианскими мистиками, или бессознательную, как в случае духовных людей, следующих другим традициям, таких как Ганди. Восточная христианская традиция называет такое преображение теозисом, или обожением, суть которого наверно наиболее полно описана древним афоризмом, приписываемым Афанасию Александрийскому: «Бог стал человеком, чтобы человек мог стать богом».

Начиная, по крайней мере, с Евагрия Понтийского и Псевдо-Дионисия Ареопагита, христианские мистики следовали тройному пути достижения святости. Хотя эти три аспекта имеют разные названия в разных христианских традициях, их можно характеризовать как очищение, просвещение и единение, что соответствует телу, душе (или разуму) и духу.

С первого пути, очищения, начинается восхождение христианского мистика. Этот подход основное внимание уделяет дисциплине, особенно в том, что касается человеческого тела, подчеркивая важность молитвы в определенное время, либо самостоятельной, либо коллективной, и в определенных позах, часто стоя или на коленях. Также большое внимание уделяется посту и совершению подаяния; последнее включает так называемые «дела милосердия», как духовные, так и телесные, такие как накормить голодных или предоставить ночлег.

Очищение, которое основано на христианской духовности в целом, главным образом сосредоточено на «умерщвлении духом дел плотских» (Рим. 8:13). К делам плоти здесь относится не только внешнее поведение, но и привычки, отношения, принуждение, пагубные склонности и т. д. (иногда называемые эгоистическими страстями), которые противостоят истинному существованию и жизни христианской не только внешне, но и внутренне. Эвелин Андерхилл описывает очищение как осознание собственного несовершенства и конечности, что приводит к самодисциплине и смирению. Из-за телесного и воспитательного аспекта эта фаза, так же как и весь христианский путь, часто называют «аскетическим» — термин, который происходит от греческого слова, подразумевающего атлетическую тренировку. По этой причине в древней христианской литературе выдающихся мистиков часто называли «духовными атлетами» — образ, который также несколько раз используется в Новом Завете для описания христианской жизни. Это стяжание спасения в подлинном смысле этого слова, относящемся не только к вечной жизни, но и к исцелению во всех жизненных областях, включая восстановление духовного, психологического и физического здоровья.

Парадокс мистиков состоит в том, что пассивность, к которой они, как кажется, стремятся, на самом деле является самой усердной активностью; более того, там, где она полностью отсутствует, не может быть никакой творческой деятельности. В ней поверхностное «я» заставляет себя утихнуть, чтобы освободить другую, более глубинную силу, которая в порыве контепляционных чувств возносится к высшему пику продуктивности^[5].

Второй этап, путь просветления, имеет дело с просвещением ума Святым Духом, что приводит к проникновению в суть истины, не только явленной в Писании и других христианских трудах, но и той, что скрыта в природе, не в научном смысле, а скорее в смысле освещения «глубинных» сторон реальности и природных явлений, так что деяния Бога становятся видны во всем переживаемом. Андерхилл^{[6][неавторитетный источник?]} описывает этот путь как обозначенный осознанием трансцендентного порядка и видения нового неба и новой земли. Третий этап, называемый в западной традиции контепляцией, сосредоточен на единении себя с Богом. Опыт единства разнообразен, но он в первую очередь и чаще всего ассоциируется с воссоединением с Божественной Любовью, что подразумевает то, что Бог, как совершенная добродетель,^[7] познается или ощущается сердцем в той же мере, что и интеллектом, так как сказано, «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1 Ин. 4:16). Некоторые подходы к классическому мистицизму рассматривают первые два этапа как подготовку к третьему, но другие считают, что эти фазы переплетаются и перекрываются. Писатель и мистик Эвелин Андерхилл признает также два дополнительных этапа мистического пути. Сначала наступает пробуждение — стадия, в которой человек начинает иметь некоторое осознание абсолютной, или божественной реальности. За очищением и освящением следует четвертый этап, который Андерхилл, заимствуя слова Иоанна Крестителя, назвала «темной ночью души». Этот этап, с которым сталкиваются некоторые, является окончанием очищения и характеризуется путаницей, беспомощностью, вялостью воли, и ощущением отдаления Божественного присутствия. Это период окончательного «отречения от себя», подразумевающий необходимость отдаться скрытым целям божественной воли. Её пятый и заключительный этап — это объединение с объектом любви, единым Подлинным, Богом. Здесь «я» перманентно находится на трансцендентном уровне и свободно для нового предназначения.^{[8][неавторитетный источник?]}

Другой аспект традиционной христианской духовности, или мистицизма, связан с общинной основой. Даже жизнь отшельников — это жизнь в общении с Церковью и общиной верующих. таким образом, участие в групповых поклонениях, особенно в Евхаристии, является неотъемлемой частью христианского мистицизма. Связана с этим и практика наличия духовника, исповедника, или «друга души», с которым ведется обсуждение духовного прогресса. Этот человек, который может быть как духовным лицом, так и мирским, выступает в качестве духовного наставника.

См. также

• Исихазм
• Христианский дзэн
• Христианская каббала
• Эзотерическое христианство

Примечания